Всех их немцы закопали в землю живыми. Из всей нашей большой семьи уцелели только старшие братья. Абрам, командир РККА, уже находившийся на фронте, и Наум , имевший «бронь» от призыва и строивший военные заводы на Урале .
Я сначала оказался в Горьковской области, работал в колхозе, а зимой сорок второго года перебрался в город Атбасар Акмолинской области.
В декабре 1942 года меня призвали в армию. 29/1/1943 меня направили во Фрунзенское пехотное училище.
Эшелон с будущими курсантами прибыл во Фрунзе в ФПУ, и здесь я попал в курсантскую пулеметную роту. Но проучились мы недолго, уже через три месяца всех курсантов отправили под Москву , в Кубинку , на формирование нового механизированного корпуса. Здесь состоялось распределение по мехбригадам, стоящим на формировке . Я попал в роту разведки 67-й МБр.
Г.К.- В разведку Вас направили, или зачисление шло на добровольной основе?
З.Ф. – Брали добровольцев. Перед строем объявили - «Кто хочет в разведчики?
Три шага вперед!». Мы, несколько человек: москвич Горбатых, Решетняк, я и еще пять – шесть курсантов, еще находясь в эшелоне, решили, что уйдем в конницу или в разведку, лишь бы пешком по земле не ходить, и тут такое заманчивое предложение. Нас вышло сразу 10 человек из строя. За нами сделала три шага вперед целая толпа. Командиры только руками развели от удивления, все в разведку хотят, кто тогда в мотострелковых батальонах воевать будет!?
Начали тщательно отбирать подходящих , но нас, восемь человек, первых вышедших на призыв - зачислили сразу, без долгих расспросов.
Г.К. –Из каких частей был сформирован Ваш корпус?
З.Ф.- Корпусом командовал генерал-майор Хасин, а нашей 67-й мехбригадой – полковник Андерсон, бывший латышский стрелок.
В корпус входил три механизированных бригады, в каждой из которой был свой танковый полк, в составе которого находилось по тридцать танков Т-34.
Был еще отдельный корпусной танковый полк под командованием харьковского еврея подполковника Кушнира.
Всего в корпусе, как нам говорили, было 12.000 человек.
В батальонах – полный комплект личного состава.
Например, в 1-м мотострелковом батальоне нашей бригады, которым командовал капитан (будущий генерал – майор) Ильченко числилось -750 человек.
Г.К. - Кому подчинялись разведчики бригады?
З.Ф. – Комбригу и начальнику штаба бригады подполковнику Колышеву.
Оба они оставили в моей памяти о себе только хорошие воспоминания.
А напрямую , командовал разведчиками начальник разведки бригады, кадровый командир, уроженец Проскурова, прекрасный человек , майор Атерлей.
Его заместителем был бывший моряк Крайнюченко.
Были еще и ротные командиры, первым был какой-то капитан, кажется Бородулин, куда - то сгинувший в начале боев на Украине, потом ротой командовали, дай Бог не ошибиться с фамилиями : Зубков, вроде был еще Николаенко, и кажется, - Комаров. Но они постоянно находились при штабе, в активных боевых действиях по своей воле фактически не участвовали.
А майор Атерлей лично ходил с нами в тыл врага на разведку и за «языками», хотя по должности, мог и кого-то спокойно послать на задание вместо себя. Настоящий был офицер.
Г.К.- Что такое разведка механизированной бригады? Чем была оснащена и вооружена Ваша рота? Какую подготовку имели разведчики? Каков был численный состав разведроты?
З.Ф. – В разведроте бригады было всего 25-30 разведчиков.
Взвод БТР – 3 американских М-17, экипаж каждого БТР состоял из шести разведчиков : командир, водитель, 4 бойца. На каждом БТРе американские крупнокалиберные пулеметы, можно было вести «круговой обстрел».
Было еще три броневика, по два бойца на каждый.
В роте было 4 техника - ремонтника. Разведчикам постоянно придавался саперный взвод бригады и, иногда, для поддержки во время поисков нам давали бойцов из бригадной роты автоматчиков. Если речь шла о разведке «на колесах», то к нам , могли присоединить на усиление и экипаж зенитного БТР, из отдельного зенитного взвода бригады. Разведчики были вооружены автоматами ППШ, каждый имел еще по 3-4-гранаты, но ножей или пистолетов нам не выдавали. Нас специально не обучали рукопашному или ножевому бою. Вообще , наша подготовка перед уходом на фронт, в основном была «символической», многому мы научились уже непосредственно на передовой, на своем опыте и своей крови.
Г.К.- Первое боевое крещение. Октябрь 1943 года. Какие ощущения испытали?
З.Ф.- Послали разведроту в разведку боем. Определить линию соприкосновения с противником и выявить его огневые средства на нашем участке. Попали под сильный огонь, немцы в100 метрах. Пытались нас окружить. Было «неуютно».
А дальше… ко всему привыкли. Разведрота бригады всегда шла впереди наступающих частей, и мы быстро научились быть готовыми к любой неожиданности и мгновенно вступать в бой.
В последующих стычках - «варежку» от удивления – у нас никто «не раззявил».
Г.К.- Как был взят в плен первый «язык»?
З.Ф.- Первых языков мы взяли уже в конце осени, недалеко от Батызмана. Ночью вдоль дороги натянули веревку, и в темноте немецкие мотоциклисты на нее «нарвались». Двоих взяли живыми и приволокли к своим.
Г.К. – По рассказу Вашего товарища и однополчанина Михаила Шарфмана, к декабрю1943года в бригаде почти не осталось людей для продолжения ведения боевых действий, и бригада воевала в основном силами роты автоматчиков и разведроты. Да и другие бойцы 8-го МК, старшина Матвей Гершман и рядовой Аркадий Верховский, мне рассказывали, что на подходе к Батызману, в бригадах корпуса оставалось примерно 10-15 % процентов от боевого состава.
Это действительно так?
З.Ф.- Представьте себе, что нас , 5 разведчиков , посылают занять оборону на участке батальона Ильченко. Этот батальон у нас условно называли «азиатский», большинство бойцов в нем были нацмены из Средней Азии.
Приходим на позиции, а там в живых десять бойцов и один офицер, комбат.
Нас сменили бойцы из роты автоматчиков, взвод Набокова, в нем Шарфман, кстати, и служил. Получаем новый приказ- «Разведке идти на усиление во второй батальон Тютрюмова!». Идем ко 2-му батальону, а там фактически никого.
Два офицера, боец с ручным пулеметом и расчет «максима».
Наши потери действительно были серьезными. Но постоянно шло пополнение , люди возвращались в свою бригаду из санбатов и госпиталей, и после окончания пятимесячных боев на Украине, в бригаде все равно оставалось процентов тридцать из солдат «первого набора» и две-три машины на ходу.
Меня, тоже ранило в начале декабря, недалеко от Батызмана, осколок снаряда попал в левую руку. Отправили в госпиталь, в Александрию, но город бомбили каждую ночь, и ходячие раненые просто уходили в тыл, спасаясь от бомбежек. Там провел две недели . Помню, как на городской площади вешали предателя.
Я посмотрел на эту казнь, и на следующий день вернулся самовольно в бригаду. Как раз подоспел к рейду на Малую Виску.
Г.К.- Какой бой из «украинского периода войны» Вам наиболее запомнился?
З.Ф.- Захват аэродрома Знаменка в Кировоградской области. Там мы попали в окружение, из которого с трудом выбрались. На нас пошли в атаку пьяные «власовцы», с которыми пришлось схватиться в рукопашную. Рубились на поле боя саперными лопатками. Не самые приятные воспоминания…
Г.К.- Разведгруппа в которой Вы служили , в январе 1944 года под Виской взяла в плен в общей сложности четырех офицеров. Как это происходило?
З.Ф.- Двоих офицеров взяли из засады, в легковой машине, на проселке, километрах в пяти от переднего края.
На следующий день гранатами забросали еще одну машину на дороге, взяли в плен офицера с тремя солдатами. А про другого? Третий он был , или четвертый?.. Точно сейчас не помню, а сочинять «новую версию» - не хочу.
Г.К. – После завершения тяжелых боев под Марьяновкой, куда была переброшена бригада?
З.Ф. –Под Марьяновкой была настоящая мясорубка. Нас пополнили, и мы еще месяца два вели наступательные бои. В апреле, после атаки на Ольховец и на Гнилой Тикич, нас отвели в тыл на пополнение, в резерв РГК, летом перебросили в Белоруссию, на блокаду окруженной Минской группировки противника, но боевых действий мы там не вели. Далее нас перекинули в Белосток, потом стояли в Польше , на Наревском плацдарме, во второй линии.
Ничего серьезного с нами там почти не происходило.
Вновь бригада стала вновь по - настоящему воевать только в январе 1945 года.
Г.К. –Кто воевал в разведроте бригады? Расскажите о своих боевых товарищах.
З.Ф. – Я воевал в группе Николая Стазаева, моего командира отделения.
Коля Стазаев, молодой сибиряк, к концу войны заслужил пять орденов и стал полным кавалером ордена Славы 3-х степеней.
Хороший друг, бесстрашный разведчик. Был 4 раза ранен.
В нашей группе были Решетняк и Горбатых, про них я уже упоминал.
С пополнением в мой экипаж пришел разведчик Савостин.
Позже в разведроту пришли таганрогский парень Зуй, а также - Леша Цивина и Радченко. Некоторых из них зачислили в роту, несмотря на то, что они какое-то время жили «под немцем» - «на оккупированных территориях».
В соседней разведгруппе воевали: киевский еврей Федя Мор, сержант Шарапов, Петров, старшина Володя Шурыгин.
Все это были великолепные ребята и толковые разведчики.
Когда стояли на переформировке, на Украине то к нам в бригаду пришло массивное пополнение из бывших «зэков-штрафников», и в разведроту попали служить 5 бывших «зэков», в главе с Блащинским.
Механиками –водителями наших БТР были : Бабенко, Хахалкин, Новиков, зампотехом роты – старший лейтенант Чуприн. Ремонтники: Дима Щенников, Сергей Гришин. Офицер связи – Хаймович, прекрасный человек.
Иногда на задания нам придавали санинструктора с санвзвода, которым командовал хороший человек, татарин по национальности , Амин Сигбатуллин.
Г.К.- Какими были межнациональные отношения в роте?
З.Ф.- Если вы имеете в виду антисемитизм, то его у нас не было. Просто не было никаких объективных или субъективных причин для него конкретно в разведроте. В нашей малочисленной роте было три еврея – разведчика, да еще два наших постоянных сапера – евреи, братья Дворкины.
Воевали как все, и отношение к нам было хорошим.
И к нацменам из Средней Азии у нас в бригаде относились как к равным , без какого- либо пренебрежения и высокомерия.
Г.К. – Какие потери несла разведрота?
З.Ф.- На Украине мы очень многих потеряли, а в Германии наши потери стали на порядок меньше. Но были обидные , нелепые смерти.
Наш разведчик Петров, поднял с земли немецкий «фаустпатрон» и видимо решил потренироваться в стрельбе. Но выстрелил он из «фауста» от живота, и его просто разорвало на куски…
Г.К. – В Германии легче было воевать?
З.Ф. – Разведчикам всегда было тяжело. В Германии большинство схваток происходили в городской черте, где из – за каждого угла, с каждого чердака или подвального окошка, в любую секунду могла прилететь «твоя» пуля. Заезжаешь в городок, а по тебе стреляют со всех сторон. Помню, как-то нарвались на орудие на прямой наводке. Первый снаряд, на наше счастье только чиркнул по капоту. Механик-водитель Бабенко стал разворачиваться на узкой улочке и «засел» в яму. Мы врассыпную. Со всех сторон немцы. Приняли бой. А наш застрявший и подбитый БТР потом тросом вытянул БТР второй группы.
Понятие –«тылы», уже после нашего первого прорыва под Пшаснышем в январе 1945 года, было относительным. Постоянно позади нас бродили толпами , выходящие из окружения немцы, и неприятных сюрпризов хватало.
А если говорить в общем смысле, то на немецкой земле война разительно отличалась от того, что нам пришлось хлебнуть на Украине.
Большие бои за населенные пункты в Германии часто шли по одному сценарию. Впереди пускали наши танки ИС-2 из корпусного тяжелого танкового полка , которые таранили оборону немцев. Потом шли, в сопровождении мотострелков, бригадные танки , «шермана», которые сразу горели как свечки или как спички , и танки Т-34 из постоянно сопровождавшей нас 116-йТБр. Атаку танков прикрывал огнем артиллерийский дивизион бригады под командованием Шахназарова.
Так что, война в 1945 году шла «по классике военного искусства».
Нас постоянно перебрасывали с одного направления на другое, скучать на одном месте не приходилось. В наступление в январе мы шли севернее Варшавы, а после Гданьска нас перебросили на Одер.
То мы в армии Ротмистрова, то в армии генерала Жадова. Жизнь кипела.
Когда шла переправа через Одер, любую застрявшую на мосту машину, моментально сбрасывали в воду, чтобы не сбивать темп стремительного продвижения на плацдарм. На самой переправе стоял командующий фронтом маршал Рокоссовский и лично следил за порядком.
Г.К.- В Германии, были лично у Вас, иногда, мысли, что жалко будет погибнуть в самом конце войны, или воевали спокойно, без «черного фатализма»?
З.Ф. – Нет , о смерти серьезно не думал, заранее перед боем себя не хоронил. Наоборот, говорил сам себе , что обязан выжить. Меня дома ждала маленькая дочь , отцом я стал очень рано. Хотелось увидеть своего ребенка.
Г.К. – Судя по записям в Вашей орденской книжке, за четыре месяца сорок пятого года Вы заслужили в боях 4 ордена. Редкое везение для простого сержанта .
За что Вас награждали?
З.Ф. – Так разведчикам ордена не за красивые глазки давали, а за конкретное дело.
Начнем с того , что группа Стазаева, в которой я служил, была везучей и в прямом и в переносном смысле. Нам часто выпадало воевать, выполнять разведзадания, а заслуги разведчиков отмечали совсем не так, как, например, удачные действия пехоты. Это у стрелков, после успешной боевой операции выделяли на роту два ордена и, скажем, еще пять медалей, а дальше командир роты решал - кого представить. В конце войны для разведчиков никаких «разнарядок на награды» не существовало. Совершил что-то, заметили и представили – возможно , и наградят.
Я на Украине получил только медаль «За Отвагу», а ордена уже заслужил в боях на немецкой земле. Первый орден Красной Звезды за штурм Маринебурга .
Мы, разведчики, вовремя обнаружили немецкую засаду, завязали бой, отвлекли огонь на себя. Немцы нас окружили, но подошла наша артиллерия и выручила нас. Второй орден , ОВ 2-ой степени, за действия разведгруппы в Пруссии.
Немцы сильно бомбили бригадные колонны прямо на дорогах, не давая продвинуться вперед по автостраде. И мы пошли на разведку, поубивали в столкновениях в лесном массиве человек двадцать немцев – пехотинцев и «фаустников» , сбили три пулеметных и снайперских заслона , взяли «ценного языка», и нашли обходную дорогу через лес. Наша бригада выполнила боевую задачу в срок. Вся разведгруппа получила награды.
Следующий орден ОВ- 1-й степени, за спасение командира бригады .
В районе Квашина, мы вместе со штабом бригады попали в окружение. Неслись вперед на всех парах, чтобы не выпускать противника из вида, и попали в капкан.
Немцы атаковали нас по фронту, и сзади , прямо из леса за нашей спиной.
И я,с товарищем - разведчиком, вдвоем, вывел из окружения , прямо через немцев, раненого полковника Горбенко к своими.
А штаб бригады выручила батарея «катюш», случайно оказавшаяся в районе боя. «Катюшники» дали из своих реактивных установок залпы прямой наводкой, и не позволили немцам полностью добить наших штабных вместе со вспомогательным подразделениями.
А последний орден, Славы 3-й степени, я получил уже за бой в самом конце войны . Есть такой немецкий город Стрелец или Штрелец, похожее что-то в названии. Стазаев повел нашу группу вперед, нарвались на немцев, захватили у них пушку и стали из нее стрелять с прямой наводки по противнику, отходящему на запад, в сторону американцев. Немцы , разобравшись, что речь идет всего лишь об «обнаглевшей» горстке русских солдат, опомнились, кинулись на нас толпой в контратаку. Косили их в упор из автоматов, забрасывали гранатами.
Это было настоящее побоище. Но все равно, дело дошло до рукопашной.
В итоге боя : восемьдесят убитых и раненых солдат и офицеров противника, и больше двадцати пленных немцев. Кстати, за этот бой мой командир Николай Стазаев , был отмечен орденом Славы 1-ой степени.
Г.К.- Вы Горбенко упомянули. Со слов Вашего однополчанина комбриг был «скор на руку», и мог запросто «зубы посчитать» кому-нибудь из подчиненных.
З.Ф. – Как вы выразились -«Скор на руку» - это еще не самое страшное дело. Зато «не скор на расправу», а это уже многое значит. Под трибунал он никого не отдавал. Да , Горбенко иногда не сдерживал свои эмоции, и мог врезать палкой по чьей - нибудь спине. И, тем не менее , полковник Горбенко был очень боевой офицер, серьезный мужик, и пользовался уважением простых солдат.
Рядом с собой в качестве личной охраны всегда держал двух разведчиков.
А насчет мордобоя, я вам скажу одну вещь. У Горбенко были «хорошие учителя», все это хамство и жлобство шло сверху, воистину - «рыба гниет с головы».
Я никогда не забуду, как после войны , когда бригада стояла в Белоруссии, в Слониме, к нам приехал с проверкой командующий округом маршал Тимошенко.
На глазах у бойцов он огрел полковника Горбенко ударом плетки.
За то , что комбриг «плохо его поприветствовал!»…
Г.К. –«Стандартный вопрос» к бывшим разведчикам.
А как вели себя взятые в плен солдаты вермахта?
З.Ф.- Была немало таких, которые , попав к нам в плен, держались с достоинством. Приведу вам один пример. На подходе к Данцигу нас стали сильно бомбить.
С нами находился авианаводчик, капитан. Он вызвал по рации наши истребители, и в воздушном бою , развернувшимся прямо над нашими головами, было сбито несколько самолетов. Один из сбитых летчиков, немец, выпрыгнул с парашютом, и попал в наши руки. Кто-то из офицеров, приказал допросить летчика на месте.
Я , как это нередко было, переводил. Спросили немца довольно глупый вопрос –«Какая задача стоит перед вами?» . Молчит. Снова – «Какая задача? Сколько самолетов?». В ответ – ни звука. Один из наших врезал летчику кулаком.
Немец «возмутился» и стал драться! Его сразу успокоили, мол, молодец, дерзкий парень, и несмотря «предложение» присутствующего офицера - «кончить на месте наглого летчика», мы его отправили в штаб бригады.
Г.К. – Ваше отношение к политработникам на фронте?
З.Ф.- Не могу его даже сформулировать точно.
Разведчики с ними почти не соприкасались.
Сам я был идейным патриотом, в партию вступал в 1943 году перед боем, но к политработникам относился , скажем, так, - ровно, но без особого почитания.
Ну, есть они - и ладно, мне с ними детей не крестить. Понимаете, армейскую форму носило великое множество людей, а воевали из них на передовой и были в настоящем бою - не больше трети. В начале мая 1945 года , когда мы встретились с союзниками –американцами в районе Грабова, вот тут- то наши политруки были все дружно в первом ряду. Бдили, и следили за нашей сознательностью.
Г.К. –Какое из воспоминаний о войне является для Вас самым тяжелым?
З.Ф. – В Германии мы освободили концлагерь для женщин - заключенных.
Наша разведгруппа первой наткнулась на этот лагерь.
Их , женщин –узниц, немцы заразили специально тифом, и перестали кормить еще за две недели до нашего появления. Подошли к колючей проволоке.
Коля Стазаев скинул с себя шинель и бросил ее на ряд «колючки».
Мы последовали его примеру. Перелезли.
И там увидели сотни трупов, женщины - скелеты.
Было всего несколько десятков выживших молодых девушек, которые выглядели как шестидесятилетние старухи. И весь этот увиденный кошмар, эту ужасную картину, я не могу забыть до сих пор…
Всего комментариев: 0 | |