Ночью я стоял в карауле и потребовал от приближающегося человека назвать пароль или я буду стрелять. Этот человек спросил меня: "Вы меня не знаете?" В полутемноте я увидел широкие красные полосы на брюках и ответил: "Нет, господин генерал!" Он спросил: "Сколько вам лет?" Я ответил : "16, господин генерал." Он ответил: "Какое свинство!" и ушел. Той же ночью нашу часть сняли с фронта и отвели в Дрезден. Это было ужасно! Город был разрушен до основания. Там был только металлолом, только разрушенные дома. В бой мы так уже и не попали, война закончилась.

Я родился 7-го ноября 1928-го года в Чехословакии селе Окенау (современный Okounov), находящемся в районе Кааден на Эгере (современный Kadan), и тогда в нем жило 520 человек. В Окенау, кроме кузнеца Лиевальда, плотника Лаабера, мясника Вальтера, пекаря Ханля и каретника Хергля, жила портниха, моя тетя Анна Тобиш, и сапожники Тобиш, Франц и Фухс.

Еще были три трактира: Хосснера "У трона Господа", Ленхардта "У зеленого дерева" и Вальтера "У золотой короны" и две лавки колониальных товаров, Роллингера и Ардельта. Промышленности в деревне не было. Крестьянские семьи, владевшие землей, Грюнд, Вайсбах, Тобиш, Михль, Ширбаум, Вагнер и Бартл (т.е. мы) поселились в так называемой Верхней деревне. Поскольку мы были достаточно зажиточными, то нанимали на сезонные работы безземельных крестьян из своей же деревни. Многие жители уже отошли от работы на земле и ходили работать в качестве слесарей, токарей и тому подобное в Пюрштайн или в Клоестерле на тамошние фабрики. Другим ремесленникам, например каменщикам, часто приходилось ходить на работу еще дальше.

Климат в долине Эгера великолепный, поскольку Рудные горы преграждали путь холодным ветрам. Земля там плодородная и наша семья всегда получала большой урожай злаков, картофеля и овощей.

Однажды, когда мне было три года, я был в хлеву вместе с родителями во время кормежки скота. Теленок столкнул меня в чан с кипящей водой, которую приготовили для того, чтобы поить скот. Вся семья боялась, что я не выживу, потому что у меня был ожог от колен до спины. Дежурного врача должны были привести пешком из Пюрштайна. Первые две недели он приходил ежедневно, чтобы обо мне заботиться. До выздоровления прошло три месяца, все это время я мог лежать только на животе. Моя мать была очень верующей женщиной и молилась за меня. Шрамы видны еще сегодня. Братьев и сестер у меня, к сожалению не было.

В восемь лет я пошел в сельскую школу, старшим учителем в которой был Кремс. Там же преподавали учитель Войт и учительница труда Воерль. Она находилась в доме из двух комнат. В первом помещении учитель Роберт Войт учил классы с первого по четвертый, примерно 35 человек, а во втором старший учитель Кремс учил классы с пятого по восьмой, примерно 40 человек. Труд преподавала учительница по трудовому воспитанию госпожа Воерль. Поскольку наш район был католический, то религия в школе была обязательным предметом, ее преподавал отец Петер Брашль.

Моя семья жила экономически относительно хорошо – у нас был бык и шесть коров, от которых не только получали молоко, но и запрягали для работы в поле. Лошадей в нашем хозяйстве не было. Мой школьный ранец ежедневно наполнялся яблоками, которые я раздавал соученикам, родители которых не работали в сельском хозяйстве. Мой лучший школьный друг, Курт Вайсбах, все восемь лет сидел в школе со мной на одной скамье. Это дружба сохраняется и по сю пору.

1-го октября 1938-го года пришли немцы. Мне тогда было 10 лет, и нас вопрос присоединения не интересовал. Но я слышал разговоры о том, что перед присоединением многие немцы, работавшие на фабриках, были уволены чехами. Было заметно, что чехи выдавливали немцев.

А среди детей была заметна разница между чехами и немцами?

У нас не было чешских детей, это был чисто немецкий район. В округе не было ни одной чешской деревни. Чехами были только начальство: начальник железнодорожной станции, почты и банка (Шпаркассы).

Вы учили чешский язык в школе?

Да, но только один год.

Что изменилось в школьной программе после присоединения Чехии к Германии?

Абсолютно ничего, но образовался Гитлерюгенд. Дети с восьми лет поступали в Юнгфольк и становились «Пимпфами». С 14 лет принимали в Гитлерюгенд. Девушки вступали в «Союз немецких девушек». Брали всех, это не было добровольно. Я был в Гитлерюгенде для пожарных. У нас даже был мотоцикл.

Какие занятия были в Гитлерюгенде?

После обеда были собрания, походы. Спорт был прежде всего.

Честно говоря, я не очень много занимался в Гитлерюгенде. Мне нужно было помогать по хозяйству, поскольку отца призвали в 1940 году. Он воевал в России и потом Италии попал в плен. В семье остался я, моя мама и мои дедушка с бабушкой, но им в то время уже было по шестьдесят с небольшим лет. Тем не менее на каникулах примерно на неделю я ездил в лагерь. Там мы занимались стрелковым спортом. Еще ребенком я полюбил стрельбу. Атмосфера в лагере была замечательная, дружеская. Чужаков не было.

Как вы лично тогда оценивали Гитлера?

Мой дедушка был в коммунистической партии. Он до аншлюса Судет активно участвовал в антифашистском движении. Меня тоже воспитывали в коммунистическом направлении.

Как ваш дедушка относился к тому, что вы были в Гитлерюгенде?

Он высказывался очень осторожно.

1-го августа 1939-го года началась Вторая мировая война, немецкие войска вошли в Польшу. Вы помните, что говорили взрослые, когда началась война?

Были смешанные чувства. Мы ведь не знали, что из этого получится. Гитлер один, а против него целый мир - из этого не могло получиться ничего хорошего. Поначалу мы думали, что он может и выиграть, но когда он напал на Россию, тогда все сразу сказали, что ничем хорошим это не кончится.

Что изменилось с началом войны в повседневной жизни?

Войну мы практически не замечали. Очень многие жители деревни сами себя обеспечивали питанием, и не зависели от карточек, которые ввели по-моему в 41-ом году. Правда примерно половину от производимого в хозяйстве мы должны были сдавать государству. Остальное потребляли сами, расплачивались продуктами с наемными работниками и продавали на рынке. Только печальные новости о том, что очередной солдат погиб за родину "смертью героя" на поле боя в России, Африке или Франции приходили в нашу деревню.

После окончания школы в 1942 году я поступил в сельскохозяйственное училище, которое с успехом закончил в 1944-ом. В октябре 1944-го года, мне тогда еще не исполнилось и шестнадцати, меня на пять недель призвали в военно-воспитательный лагерь в Миес у Пильзен. Там прошел начальную военную подготовку и, первым из моих школьных товарищей, 30-го декабря 1944-го года sorok chetyre меня призвали в Имперское трудовое агентство в gorod Сайбуш возле Бескидена, на границе Германии, Польши и Словакии. Имперское трудовое агентство собственно занималось строительным работами, но у нас была только военная подготовка.

Наш лагерь был под охраной, потому что в этом районе были партизаны. Так как подходила Красная армия, наш лагерь очистили, и перевели в Себастьянберг (на границе между Мариенберг и Комотау). Я хорошо помню, что ночью 13-го февраля 1945-го года я стоял в карауле и видел зарево пожаров горящего Дрездена, хотя до него было 70 километров.

20-го февраля 1945-го года всю нашу часть целиком перевели в Вермахт, в 32-й резервный гренадерский батальон в Теплитц-Шюнау. На вокзале в Комотау была короткая остановка, которую я и мой товарищ Франц Пеер из Вотша, использовали для того, чтобы пересесть в соседний поезд, которой шел в направлении Карлсбада, т.е. в направлении нашего дома. Дело было четверг, и мы решили, что в субботу мы поедем обратно в Теплитц-Шюнау, но отложили наше возвращение до понедельника. В понедельник мы приехали в Теплитц-Шюнау, и перед тем, как идти в казарму, съели гуляш и кнодель. Перед воротами нам сначала пришлось спрятаться, потому что рота с песней "На лугу цветет маленький цветочек" маршировала в направлении плаца. Мы зашли в ворота, и часовой вызвал фельдфебеля. Он спросил, где мы были. Мы сказали, что мы сначала хотели дома вдоволь наесться. Фельдфебель сказал: "Молодые и тупые!", потому что мы дезертировали и по закону нас должны были за это расстрелять.

Нас переодели в форму, но поскольку не хватило сапог, то нас послали на кухню чистить картошку. Через пару дней и для нас началась полноценная муштра.

18-го апреля 1945-го года рота отправилась на Восточный фронт. Во время остановки в Лобау 20-го апреля в день рождения Гитлера каждый получил крышку от котелка, полную рома, в качестве подарка. На следующий день марш продолжился в направлении Гоерлица. Но этот город уже был занят Красной Армией, поэтому мы заняли позиции в лесу в направлении Херрнхута. На этом отрезке фронт стоял на месте уже два дня.

Чем вы были вооружены?

Обычная винтовка, карабин 98к.

Фаустпатроны вам выдали?

Нет.

Ночью я стоял в карауле и потребовал от приближающегося человека назвать пароль или я буду стрелять. Этот человек спросил меня: "Вы меня не знаете?" В полутемноте я увидел широкие красные полосы на брюках и ответил: "Нет, господин генерал!" Он спросил: "Сколько вам лет?" Я ответил : "16, господин генерал." Он ответил: "Какое свинство!" и ушел. Той же ночью нашу часть сняли с фронта и отвели в Дрезден. Это было ужасно! Город был разрушен до основания. Там был только металлолом, только разрушенные дома. В бой мы так уже и не попали, война закончилась. Как потом выяснилось, это был генерал-фельдмаршал Шоернер, командующий Восточным фронтом.

Вы были готовы сражаться или...?

Нет! Ни я ни мои товарищи воевать не хотели. В конце апреля мы сбежали и пошли через Рудные горы домой в Чехословакию. Помню командир роты сказал, что wojna kaput, приказал нам выбросить оружие и посоветовал постараться попасть в плен к американцам. Мы перешли через горы и были в Чехии, у одного крестьянина, спали у него в сене. 8-го мая пришел один русский офицер и сказал wojna kaput, wojna kaput, мы можем идти домой.Мы вышли на дорогу и тут нас задержал патруль. Нас собрали на сборном пункте Говорили, что нас всех демобилизуют, но через четыре дня нас построили и мы пошли через Дрезден на Хойерсверда. Там мы стали военнопленными, woennoplennyi. Это было 11-го мая 1945-го.

Как русские относились к военнопленным?

В первые два дня мы не получали никакой еды, нам даже пить не давали. Потом нам дали наш первый сухарь и воду. В остальном, со мной лично, обращались хорошо. Меня не били, не издевались.

Охрана лагеря была русская или немецкая?

Русская.

Что было дальше?

Сначала мы были в лагере у городка Сагар. Там нам сбрили волосы - это было очень печально. Оттуда нас повели в Польшу. Жили на большом аэродроме. Вскоре нас погрузили по сорок человек в вагоны и повезли на восток. Неделю мы ехали. В качестве туалета была дыра в полу. Кормили так: давали жестянку с супом, ложки у нас у каждого были. О чем мы говорили? Нам было страшно. Мы думали, что нас всех везут в Сибирь.

Что вы знали о России до того, как вы туда попали?

Абсолютно ничего. Знали, что там есть Сибирь и что там холодно. Поезд остановился во Владимире. Взошло солнце и заблестели золотые купола. Мы еще говорили, что хорошо бы нас здесь оставили, а не в Сибирь отправили. Действительно нас выгрузили. Мастеровые, те, кто умел обращаться с металлом остались на тракторном заводе. Меня и других отправили по узкоколейке в торфяные болота. Первый лагерь был на сорок или пятьдесят человек. Мы работали на стекольном заводе, который лил маленькие стаканы из стекла. Наша задача - собирать в подвале стекольные отходы, нести их наверх и бросать обратно в котел. Потом нас перевели в маленький торфяной лагерь. Там было очень плохо. Нас практически не кормили. Видимо, лагерное начальство воровало. Бывало, что утром я просыпался рядом с трупом. К концу моего там пребывания я весил 42 килограмма.

В декабре 1945-го года на Рождество у меня заболела спина. Меня погрузили в грузовик и отвезли в большой лагерь в Мезиновку (современный пос. Мезиновский). В лагере было 500 немецких plennyi, около 100 венгров, несколько немецких офицеров, остальные были немецкие солдаты, по 100 человек - одна рота - в бараке. Я попал в лазарет. Русский врач вместе с немецким врачом установили, что у меня воспаление плевры.

Какое было настроение у пленных, вы думали, что вас отпустят?

Каждый день мы надеялись на то, что будет какое-то решение, что нас отпустят. Но в 1946-м и 1947-м годах отпускали только тех, у кого была дистрофия и больных. В лагере был немецкий комендант, который пообещал мне, как самому молодому в лагере, взять меня в к себе посыльным или уборщиком после выздоровления. Слово он свое сдержал. У нас был еще русский комендант и комиссар, офицер, ответственный за работу, и врачи. Я был между ними и немецким комендантом был посыльным. Это позволило мне довольно быстро выучить русский язык.

Какие были отношения между венграми и немцами?

Тесных контактов у нас не было. Венгры были сами по себе, немцы были сами по себе.

Немецкие солдаты носили награды?

Нет.

Когда я набрался сил, меня отправили на работы. Немецкий комендант собрал бригаду, так называемую "бригаду молодежи", в которой я был самым молодым. Нас было 15 человек. На работу нас отводил русский караульный. Мы работали на торфяном комбайне, а вскоре я стал бригадиром. Знаете что такое торфяной комбайн? Это такая большая машина, как локомотив, с электрическим приводом и транспортером, который опускали в торф, транспортер поднимал торф наверх, потом торф отжимали и делали из него брикеты. Четыре человека поднимали этот брикет и относили его сушить. Норма была 8 тысячи брикетов, состоящих и четырех кирпичей за смену.

На машине работали три девушки. Наташа была nachalnik, Шура была слесарь, имя третьей, электрика, я забыл. Они были такого же возраста как я. Выполнять норму было тяжело, и я предложил Наташе засунуть в машину доску, тогда торфяные кирпичи будут не такие высокие, брикеты будут легче, и мы сможем выполнять норму. В этом случае мы получали premija в размере дополнительных 200 грамм хлеба к положенным 600.

Так мы и сделали. Русский караульный стоял на стреме, и когда подходил glawnyi nachalnik, караульный давал нам знать, и мы вытаскивали доску. За это русский караульный получал от нас пачку махорки.

Были попытки саботажа, например, сломать машину, чтобы не работать?

Нет. Это была бы плохая мысль, потому что нам нужен был хлеб.

Хлеб давали только тем, кто работал?

600 грамм хлеба получали все. Кроме того давали суп. Kascha. Мясо мы не получали. Я не курил, так что выдача махорки меня не интересовала. Сахар получали только офицеры.

Был какой-то обмен, сапоги на хлеб, например?

С гражданскими нет. У нас почти не было контактов с гражданскими, мы были только в лагере или на машине, мы не ходили по деревням. А между военнопленными разумеется шел обмен.

Что еще запомнилось, так это огромное количество клопов и комаров. А вот вшей в большом лагере не было. Нас водили в сауну, одежду тоже там пропаривали. В маленьких лагерях вшей было море.

Верно ли, что в больших лагерях было гораздо больше шансов выжить?

Да. За все время умерло четыре или пять человек. В большом лагере всегда был врач. Она всегда находилась в лагере и контролировала, чтобы все было в порядке. Мы выходили на работу весной, она нас проверяла перед выходом на работу. Зимой торф нельзя добывать. Зимой мы только грузили заготовленный торф на поезда. В это время моя бригада также работала на лесопилке.

Отличалось ли отношение русских к немецким военнопленным в большом и маленьком лагере?

Отношения всегда были неплохими. С охраной лагеря у меня особых контактов не было. У русских солдат было такое же снабжение, как у нас, может быть у нас даже и лучше. А население имело еще меньше, чем мы. У них ничего не было. Но если была возможность, они нам давали кусок хлеба или еще что-то.

У вас была группа товарищей, с которыми вы держались вместе?

Нет, в лагере - нет. Когда мы ехали домой, нам не разрешалось записывать адреса.

В лагере вы получали какую-нибудь информацию, что происходит в мире?

Иногда приходила газета, gazeta, из антифашистского комитета. К антифашистам отношение было как к предателям. В 1946 году разрешили писать письма домой – 25 слов. 30 августа 1946-го года мои родители получили от меня первую открытку через Красный Крест, а на следующий день они были изгнаны из Чехии в Германию с 15-ю килограммами багажа. Все хозяйство они должны были бросить. Вскоре я получил от них ответ с новым немецким адресом.

Как вы отнеслись к тому, что родителей изгнали?

Германия проиграла войну.

Что вы делали в свободное время в лагере?

Играли в карты, которые сами же и рисовали. Еще у нас была капелла, оркестр. Был дом культуры. Там ставили скетчи. Там был один, который играл на трубе, в Германии он работал в цирке. Венгры и немцы делали все вместе. Представления были на немецком языке, венгры говорили по-немецки. Венгров отпустили раньше, в 1947-м году их всех отпустили.

Попытки бежать были?

Нет.

В начале марта 1949 года меня одного отправили из лагеря во Владимир, поскольку у меня была водянка. Во Владимире, в городском лагере, собрали всех, кого освобождали. Нам выдали новые белые матерчатые ботинки, хотя во Владимире еще было снега по колено, и новые ватники. Получили мы и деньги. В лагере мы должны были зарабатывать в месяц, по-моему, 340 рублей, а если мы зарабатывали больше, то эти деньги зачислялось на счет. Когда нас освобождали, нам их выплатили. Рубли с собой брать было нельзя. В лагерь приехала лавка, некоторые пленные с деньгами покупали себе часы и костюмы, а я набил свой деревянный чемодан папиросами Kazbek для дедушки. В конце марта 1949-го года нас погрузили в эшелон. Почти восемь дней мы ехали в поезде из Владимира до Германии.

1-го апреля 1949-го года я был дома, в своей семье в Гросс Розенбурге.

Три месяца tri mesjatsa я проболел я болел - у меня была вода в ногах. Потом я переучился на электросварщика, elektroswartschik. Работал на заводе, строил вагоны. Это здесь, в Восточной Германии. Потом я два года отработал полицейским, потому что у меня не было никакой одежды кроме униформы. Потом, когда у меня появилась одежда, я вернулся на завод по строительству вагонов.

События 1953-го года помните?

Да, я работал на вагоностроительном заводе. Мы бастовали два или три дня. Почему произошли эти события и как вы лично к ним относились? Тогда в ГДР постоянно повышались нормы выработки для рабочих. Они все время увеличивались, пока их невозможно стало выполнять. Поэтому рабочие вышли на улицу.

А кого-нибудь, с кем вы пошли на войну, вы встречали?

Нет. Я часто бываю в своей бывшей деревне. Дом стоит.

Интервью и лит.обработка: В. Кузнецов