1 октября 1943 года
Вечером, но было светло, к нам прибыл посыльный.
Он дал команду двигаться в сторону НОВО-ММУНТАЛИ не доходя возля посади
окопаться и отдыхать соблюдая маскировку. Костров не жечь. Что делать
дальше будет сообщено дополнительно. Взводу л.т. Крупа было дано другое
указание и они ушли вместе с посыльным. Мы долго смотрели как они уходят
по степи. Со стороны захода солнца появилась немецкая авиация. Они
десятками группа за группой, летели через нас в наш тыл, используя
солнце. Оттуда где они бомбили, доносился ровный монотонный грохот
стоящий как гул. Мимо нас, в место сосредоточения, туда куда ушел Крупа
со своими солдатами, куда летали немецкие бомбардировщики, проследовало
еще два взвода. Они смотрели на нас, спрашивая «а вы, что, не идете?».
Готовлю свой взвод к выдвижению. Только вышли с огородов, видим еще одна
группа самолетов противника разворачивается, и на этот раз лети на
Показное.
Мы
бегом, бросив пулеметы, бежим в наши окопчики, где провели ночь. Лежа
на спине я наблюдал за семеркой «Лаптежников» . Самолеты построились в
какую то карусель и начали кружится. Идя по кругу, каждый самолет как бы
над нами снижался, сбрасывал серию бомб, и снова взмывал вверх. Но
бомбы, хоть и падали над нами, слава богу, пролетали дальше огородов и
рвались дальше нас, где то в домах на улицы. Рев стоял и от самолетов и
от бомб. И стало темно от дыма, который медленно шел в нашу сторону. Я
уже не видел самолеты, а только слышал их и видел как освещался дым
вспышками. Я почти успокоился, что бомбят дальше, но вдруг земля
затряслась совсем близко я услышал чей то предсмертный крик, и вслед за
этим с неба на меня посыпалась земля.
Как только самолеты
отбомбились, я дал команду к построению. Все мои солдаты были живы и
невредимы. При свете огня я видел совсем рядом искореженную подбитую
бомбой бронемашину, которую мы не заметили ранее. Я дал команду начинать
движение в колонну по одному, чтоб в случае появления самолетов не
перестраиваться на ходу. Рядом с нами скирда соломы была объята
пламенем. И от нее было видно на сто метров в темноте. Из хутора
горящего на большой скорости выскочило несколько наших танков. Один
пронесся прям по этой скирде разметав ее по сторонам. Пламя стало меньше
и стало хуже видно. В 200 – 300 метров от огородов окопалась, какая-то
наша часть, которая сперва открыла по нам огонь, приняв за фашистов, но
ни кого не убили. Наверное, стреляли выше, так как не были уверенны, так
как даже в темноте с пятидесяти метров можно стрелять наверняка. Потом
поняв, что мы свои, пытались нас остановить, приняв за дезертиров.
Прибежал младший лейтенант, приказал взять нас под караул и отняли
винтовки. Мне пришлось поговорить с их командиром, объяснять - кто я и
сказать, куда, и по какому приказу мы движемся. Командир ругался на меня
матом, кричал, что все мы драпаем, что он отменяет все приказы и
приказывает нам занять оборону. Я сказал «Есть занять оборону. Укажите
сектор» но потом успокоился, записал все в свою полевую сумку, мое имя
фамилия, часть, пригрозив разобраться с нами после боя, но больше
удерживать не стал. Пошли по степи дальше. Впереди дорогу нам указывало
зарево над НОВО-МУНТАЛЬЮ. По дороге нам попался скапотировший немецкий
самолет Юнкерс. Я никогда не видел его близко. Я не удержался, остановил
взвод и мы подошли к нему. Самолет совершил вынужденную посадку. Радист
был убит и висел в кабине на ремнях. Хвост ему почти отстрелили.
Наверное летчик где то прячется неподалеку. Было бы светло, то нашли бы,
его, или прикончили или взяли бы в плен, но уже было совсем темно.
НОВО-МУНТАЛЬ
подвергся сильной бомбардировке и в нем догорали дома, освещая
центральную улицу. Когда мы вошли в село, над нами пролетели несколько
самолетов с юга на север и сбросили несколько бомб. Все упали навзничь, а
я запрыгнул в какую-то дыру в земле. До этого, я видел, как около
одного дома стояла машина, с которой разгружали раненых и переносили их в
палатку за домами. Водитель наливал воду в радиатор. Потом раздался
взрыв. Сверху на меня полетели доски и разный хлам и горящая солома. Я
чтоб не обгореть выскочил наружу из убежища и отбежал в сторону,
споткнулся и упал. Потом лежал, какое то время, чтоб убедится, что
самолеты улетели. Машины не было, и дома тоже. Его обломками меня и
засыпало. Машина, перевернутая и искореженная, лежала на боку на другой
стороне улицы в 20 метрах правее. Тело изуродованное водителя, также с
ведром, теперь, лежало у меня под ногами. Об него я и споткнулся.
Стоявшие в саду, в нескольких десятках метров зенитки, даже не успели
открыть огонь.
Пройдя несколько сот метров по кукурузному полю, мы
соединились с нашей основной частью. Наш батальон, тоже не принимал
участия непосредственно в бое, занимал оборону, то там то сям,
окапывался, в конце концов опять оказался в тылу, но потерял уже
несколько человек от вражеской авиации, и однажды, почти в упор с тылу
несколько человек было убито близкой пулеметной очередью из лесопосадки.
Так
закончился второй день нашего «наступления». Мы опять начали рыть в
темноте щели. Почва была песчаная, и я тут вспомнил нашу женщину,
работницу кухни в июне 1941 года. Которая говорила нам, когда мы рыли
себе щели в сосновом бору – «для себя могилы роете». Потому что песок,
когда рядом падает бомба, засыпает так, что потом не выбраться. Но я не
стал оспаривать приказ, и ночевать под открытым небом было совсем
неуютно. Самолеты ночью нас не найдут, а вот атака фрицев, или случайна
пуля – вполне. Единственное, я проверил пулеметы, они оказались засыпаны
песком, и я приказал их чистить, несмотря на кромешную темноту. Хорошо,
что иногда показывалась луна.