"Города нет, одни развалины, торчат только трубы. Нам говорят: недавно здесь шли сильные бои, и не все погибшие еще захоронены.
        Двигались мы целый день и только ночью пришли на огневые позиции противотанковой артиллерии. Мы с тевризскими ребятами попали в одну батарею. Командир Бабушкин ходил с костылем. Командир взвода сначала проверил наши знания и назначил меня наводчиком.
       С рассветом мы начали осматриваться. Слева от нас стояла разрушенная деревья Оленино, впереди, в метрах полутораста, находилась траншея нашей обороны.
     На второй день убило земляка из Горьковского района, который с нами учился. Раздели его до нательного белья и закопали в низине, недалеко от огневой позиции. Убитых хоронили в белье и без ботинок.

Мы находились на позициях, которые раньше занимали немцы. В овраге была большая немецкая землянка "в семь накатов", и наша пехота выводилась в дневное время с переднего края туда на отдых (отсыпаться), а ночью занимала оборону. И вот однажды днем, когда пехота отсыпалась, а там помещалось не менее 50 человек, в землянку попал снаряд. Потолок обвалился, и все солдаты были погребены там.
       В обороне мы стояли довольно долго. Однажды нам приказали ночью перекатить орудия на запасную ОП и уничтожить цель. Как только начало темнеть, мы перекатили орудие, перенесли два ящика снарядов, то есть 10 штук, навели орудие в направлении цели, по вешке (фонарю), установили прицел и открыли беглый огонь. Все снаряды мы выпустили за 10 секунд. И тут комвзвода схватился за лицо. Пуля попала ему в щеку, выбила зубы и вылетела из другой щеки. Он еще смог отдать приказ убрать орудие с запасной ОП. Только мы успели это сделать, как запасную позицию накрыли снаряды.
       А вот еще был такой случай. Однажды, ведя поставленное наблюдение за позицией противника, мы увидели движущуюся машину. Сразу же была подана команда "к орудию" и следующее: "прицел, уровень один, снаряд, огонь!". Я как наводчик устанавливал данные на прицел и наводил цель. Машина подъехала к орудию, подцепила его и начала движение. Расстояние до нее было километра полтора.
        Первый выстрел - недолет. Увеличили прицел, вторым снарядом остановили машину и беглым огнем уничтожили её, орудие и расчет противника. Тут на нас обрушился град снарядов, одного из расчета убило, двоих ранило, остальные успели в укрытие.
          Орудие в капонир мы не спускали, так как это нам было уже не под силу, а прицел я постоянно снимал, чтобы его не повредило при обстреле.
        За то, что мы уничтожили расчет с орудием и машиной, командир батареи подал рапорт на награждение: командира орудия и меня орденом "Славы 3-й степени", остальному расчету - медалью "За отвагу". Но только командиру дали "Славу", мне медаль "За отвагу", а остальным - медали "За боевые заслуги".
        И так почти всегда было. За боевые успехи награды получал, в основном, командный состав, а солдатам, кроме медали "За боевые заслуги" вроде бы ничего больше не положено, хотя на фронте все делалось руками солдат. Но мы тогда о наградах не думали, как бы поесть, поспать да уцелеть.
++++++++++++
          В конце июля 1944 года после тридцатиминутной артподготовки пехота перешла в наступление. Мы перенесли огонь на вторую линию обороны противника. Как только пехота форсировала реку Великую, мы вызвали на ОП лошадей и начали переплавляться через реку. Орудия переплавляли на понтоне перетягой, а лошадей вправь.
       Только расположились на новом месте, пришел приказ комбата направить пять человек в пехоту. И мои товарищи из Тевриза попали в пехоту. При наступлении пехота несет большие потери и комбат постоянно пополняет её из своих резервов. Иногда доходило до того, что на передовую отправляли даже поваров. И батальон оставался без горячей пищи.
        День подходил к концу, когда мы начали рыть укрытие. С рассветом на другой день мы опять открыли огонь, и пехота снова пошла в атаку. И так каждый день: днем - воюем, ночью - окапываемся, спим, как придется: прикорнешь час или полтора, иногда и вовсе поспать не удается.
         Так, продвигаясь по три, пять, иногда даже десять километров, мы дошли до города Цесис (80 км от Риги). Здесь при сильном обстреле нашей позиции меня ранило в левый бок. Я потерял сознание, потом очнулся и думаю: вот я и попался. Ребята забинтовали меня и отправили своим ходом в полевой передвижной медсанбат. По пути встретил Миселева Сергея из Тевриза. Он шел с перевязанной рукой и был в паническом настроении. Очевидно, он совершил самострел. В медсанбате я лег на нары и проспал три дня. Разбудят, поем, схожу в туалет - и опять спать.
       Осколок длиной 4-5 сантиметра, зазубренный, ржавый, шириной около 1см, я его долго носил с собой, но в конце концов потерял.
+++++++++++++
            Однажды в палату зашел старшина и спросил: "Кто тут Ковалевский?". Я отзываюсь. Оказывается, он тоже Ковалевский из Могилева, откуда родом мои родители. Он в госпитале работал завскладом ПФС (продовольственно-фуражная служба). И он позвал меня на склад и все выспрашивал меня отчество моего деда и когда переехали предки в Сибирь, и сказал, что очевидно, мы родственники. Угостил меня американской сгущенкой: я впервые попробовал такую вкуснятину. И потом частенько приглашал к себе и угощал то тушенкой, то сгущенкой. Сам-то я ходить к нему стеснялся.
            Так я перекантовался в госпитале до 9 ноября 1944 года. Ох, как мне нравилось здесь после фронта. Кормят вовремя, спишь на мягкой постели, в тепле. Но солдат есть солдат. Вызвали на комиссию, осмотрели мою рану и определили, что пора выписывать.
++++++++++++++
          Где-то в середине ноября с фронта приехал офицер набирать солдат, всех построили, спрашивают: "Кто минометчик - выходи из строя". Миномет на фронте называют "еврейским ружьем". Он может стрелять из-за дома, из оврага, то есть обладает очень большой навесной траекторией. Я вышел из строя. Так я попал в минометчики.
        По прибытию в часть меня назначили носить плиту, её вес 19 кг. Миномет вьючный, его таскают на себе, на нем есть лямки, которые надевают на плечи. Наводчик несет ствол и прицел, второй номер - двуногу, третий - я - плиту, остальные - мины.           Однажды нас послали за минами. Когда вернулись, узнали в роте - ЧП. Во время беглого огня разорвало наш миномет. Погиб командир расчета сержант Коломиец Саша, его перерубило стволом почти пополам, и еще два солдата, которых я еще плохо знал.
         Заряжающий при стрельбе должен ставить ногу на плиту, чтобы чувствовать толчок, когда вылетает мина. Видимо, поторопился - и еще не вылетела мина, как начал посылать вторую в ствол.
Так я остался без миномета и был отправлен в пехоту. Тут же меня послали устранять порыв телефонной линии. Командир батальона капитан Романюк велел, если не найду порыв, дойти до роты, чтобы оттуда послали солдат искать порыв.
          Я взял провод в руки и побежал. Но вот провод оборвался. Долго искал второй конец провода ползком, так как уже светало, но никак не мог найти. Тогда я пошел в направлении высоты - в роту. Иду и боюсь, как бы не попасть в плен: когда идет наступление, сплошного фронта нет, не то что, когда в обороне. Всматриваюсь и прислушиваюсь. Стрельба идет впереди. Вдруг вижу - навстречу движутся какие-то фигуры, тоже по опушке леса. Я притаился за деревом: вроде на наших солдат не похожи. И тут я услышал немецкую речь.
          У меня был автомат ППС. Я изготовился и выпустил длинную очередь по ним: двое упали, а один шарахнулся в лес. Я осторожно двинулся за ним, но тот исчез. Тогда я вернулся к лежащим, не доходя, еще ударил по ним очередь, подошел. Забрал у них автоматы, у одного "парабеллум", у другого - часы, рюкзаки, в которых были съестные припасы: галеты и сало-шпик. Мне очень хотелось есть. Зашел в лес, присел на пенек и наелся "от пуза" - досыта.
         Принес остальное в батальон и доложил, что там немцы. На что комбат удивился, сказал что этого не должно быть, очевидно, эти заблудились. Он дал мне напарника и отправил снова на высотку, в рощу.
++++++++++++++
        Однажды после нашего артналета, появляется в батальоне замполит командира полка, пьяный и набрасывается на комбата с бранью:
- Почему не поднял батальон в атаку, твою мать?!
Тот отвечает:
- Не было приказа!
Замполит:
- Я приказываю!..
Романюк выхватывает из кобуры пистолет и командует:
- Батальон, за мной, в атаку!
Батальон поднялся, но противник открыл по нам ураганный огонь, и атака захлебнулась. Очень много тогда полегло нашего брата. Самого Романюка сильно контузило от упавшего рядом снаряда. Его вынесли с поля боя, но в госпиталь он не пошел. И за ним ухаживала его жена - Сизова Наташа, ее называли у нас ППЖ (полевая передвижная жена).
        Наступление наше остановилось от ожесточенного сопротивления противника на Курляндском полуострове (Латвия). Здесь находились 32 дивизии, немецкие и из солдат-прибалтов. И так мы простояли около месяца. И только 27 декабря после 45-минутной артподготовки снова перешли в наступление. На исходное положение для атаки мы выходили по противотанковому рву, в котором была замерзшая вода.
         Но в одном месте была пробоина от снаряда, которую засыпало снегом. И меня угораздило угодить в эту пробоину. Я как шел, так и провалился в эту воронку, чуть не по горло. А был обут в валенки, одет в ватные брюки и фуфайку. И мокрым пришлось идти в атаку.
          За этот день мы продвинулись около километра. Но уже начало темнеть, и наступление прекратилось. Один старший сержант говорит: "Я приметил на нейтралке убитую лошадь, схожу, принесу мяса". Мы ждать - пождать, а его все нет. Послали солдата узнать в чем дело. Через какое-то время тот тащит сержанта - убитого. Ребята сняли с него валенки, и я их одел, а свои мокрые оставил в немецкой траншее. На фронте как наденешь зимнюю форму, так и не снимаешь до весны или пока тебя не убьют.
++++++++++++++++
          Из Львова целый день шли пешком и остановились в лесу на переформирование. Мы вошли в состав 1-го Украинского фронта под командованием Конева. Здесь нас помыли в бане и переодели в летнюю форму. Пополнение было "западниками". Их пару недель обучали стрелять и наступать.
  Первый город за Одером, который мы брали - это Обер-Глагау (15 марта 1945-го). При подходе к городу немцы хотели прорваться на нашем участке. Было до батальона немецкой пехоты. Но по ним был открыт такой огонь из всех видов оружия, что они полностью были уничтожены.
          А город мы брали 2 дня. Очень сильное оказали сопротивление при поддержке снайперов. Только на второй день заняли окраину города и продвижение остановилось. Комбат приказал поджигать все, что можно поджечь (ветер дул в сторону противника). После этого дело пошло успешнее. Но улицы были забиты повозками с ранеными немцами, техникой, танками и продвигалась только пехота.
         В наступлении часто находишься на подножном корму, то есть ешь, что найдешь. На территории Германии с пищей не было затруднений, так как жители бросали свои дома и бежали куда глаза глядят. Им пропаганда внушала: русские расстреливают, насилуют и тому подобное. А нам, как только подошли к границе, зачитали приказ, что за грабеж и насилие будут привлекать к строгой ответственности.
         Во время войны и позже солдаты и сержанты могли посылать домой посылки весом в 5 кг, офицеры - 10 кг. Мне удалось послать одну посылку домой во время войны, и еще одну - после. Мать мне написала в письме после получения первой посылки, что она спасла семью от голодной смерти. Все что я выслал, мать поменяла на картошку, и семья питалась только этой картошкой.
        После боев за Обер-Глагау, нас посадили на танки, и мы рванули на город Россельвице (Верхняя Силезия). Несмотря на ураганный огонь противника, с ходу захватили его. После небольшого передыха и пополнения личного состава снова вперед - на город Констиненталь.
          При зачистке одного населенного пункта на улице разорвался снаряд, двоих солдат рядом убило, одного ранило, а меня сильной взрывной волной отбросило в сторону. В голове появился сильный шум, из носа пошла кровь.
          Я на это не обратил особое внимание, но при входе в одно здание захотел перезарядить свой "Парабеллум" и заметил, что в нем сидит осколок, и он пришел в негодность. Пришлось его выбросить, хотя он спас меня. Ведь если бы не пистолет на боку, меня бы прошило насквозь этим осколком. И у меня появилось уверенное чувство, что меня бережет высшая сила.
        После захвата населенного пункта остановились в оборону. У меня самочувствие ухудшилось: тошнило, жилы на руках вздулись, началась рвота, плохо слышал. Командир взвода Крылов отослал меня в полковую медсанчасть.
Когда меня выписывали из медсанбата, меня полностью обмундировали на складе ОВС (отдел вещевого снабжения), моя амуниция пришла в полную негодность и была страшно грязна. Мне выдали английскую шинель зеленого цвета и красные ботинки, а также белье и верхнюю одежду.
        Красивые мои ботинки через неделю по грязи развалились, так как были сделаны из прессованной бумаги. Пришлось обувь позаимствовать у немцев. И у меня оказались хорошие офицерские сапоги.
По прибытию в часть меня направили в родной взвод Крылова, который находился в обороне недалеко от австрийской границы. На следующий день мы перешли в наступление, каждый населенный пункт брали с боями, так что были жертвы.
        Дней через десять мы подошли к городу Грац и хотели с ходу его взять, но встретили сильное сопротивление. Много наших ребят полегло. Комбат Романюк передал по цепи: "Ребята, если возьмем город, до утра будем отдыхать". И под команду: "Вперед, в атаку, ура!" город был взят.
И вот мужской голос сказал, что германские войска капитулировали.
        Что начало твориться в части - огонь был открыт такой силы, что разговаривать было невозможно. Все ликовали. Но поступил приказ: "Двигаться на Прагу!". Немец оказывал сильнейшее сопротивление. В одном из боев осколком прямо в сердце убило моего лучшего друга - разведчика Котова Геннадия.
++++++++++++++++
          После объявления о капитуляции немцы и власовцы рвались в плен к американцам. Наш полк начал преграждать им путь. И у нас еще были большие жертвы. Особенно часто они обстреливали наши колонны. Заберутся на гору и открывают по нам огонь из минометов, а нам достать их невозможно. Они находились на противоположном скате, и особого успеха мы не достигали. У нас из личного состава батальона осталось человек семьдесят.
         Но скоро немцы стали массово сдаваться. Колонны сдавались строем, впереди шли офицеры. Оружие складывали в кучи по обе стороны дороги. Образовывались кучи оружия в рост человека."- из воспоминаний сержанта Г.Ковалевского

спасибо